Универсальная палка

Окиньте взглядом комнату, в которой находитесь, и попробуйте назвать три-четыре предмета, которые сопровождали человека на протяжении всей его истории, начиная с эпохи племенного строя. Предположим, что на столе вы увидите нож, в углу комнаты — палку, а в камине — огонь. У всех этих предметов и явлений одна общая черта — отсутствие какой-то одной узкой сферы применения. Они универсальны, они удовлетворяют нашим самым разнообразным потребностям, и, пока ученые педанты стараются изо всех сил установить источник происхождения и назначение того или иного древнего обычая, мы позволим себе заметить, что у каждого такого обычая было пятьдесят источников и сотня назначений.

Ножом можно строгать дерево, нарезать сыр, очинить карандаш, ножом можно перерезать горло — короче говоря, этот предмет помогает осуществить бесчисленное множество человеческих целей, от самых элементарных до весьма хитроумных С помощью палки человек может передвигаться, а может, наоборот, сбить с ног своего ближнего. Палкой пользуются как указкой, она помогает держать равновесие, выступает в роли той безделушки, которую приятно вертеть в руке, принимает вид смертоносного оружия. Палка — это дубинка и костыль, удлиненная рука и запасная нога.

Подобным же образом обстоит дело и с таким явлением, как огонь, по поводу которого в последнее время стали выдвигать самые разные и причудливые теории. Говорят, что огонь существует для того, чтобы согревать. Но он не только согревает: он освещает нам дорогу в темноте, с его помощью мы разгоняем мрачные думы, печем оладьи, жарим каштаны, кипятим чайники, мы садимся у огня, чтобы рассказать детям занимательную историю, и любуемся игрой теней на стенах. Огонь — алое сердце нашего дома, того самого очага, за который, как говорили древние, стоит умереть.

Отличие нашей эпохи от всех предыдущих в том, что мы лихорадочно пытаемся заменить те вещи и явления, что знакомы человеку с незапамятных времен. Эти заменители обычно имеют какую-то одну сферу применения, в то время как у предметов и явлений, ими вытесненных, таких сфер было с десяток. Современный человек, чтобы чем-то занять руки, берет не палку, а сигарету, очинивает карандаш не ножом, а специальной точилкой, обогревается не у камина, а с помощью труб, по которым бежит горячая вода. Лично я сильно сомневаюсь в том, так ли уж необходима точилка, даже для очинки карандашей, и не знаю, надо ли проводить трубы с горячей водой, даже для отопления.

Стоит хоть на мгновение задуматься, скольким нашим желаниям и нуждам отвечали старые универсальные предметы, — и нашему взору открывается затейливая клоунада, имя которой современная цивилизация. Перед нами, как в кошмаре, проплывают картины мира, где человек пытается перерезать себе горло точилкой, фехтует на сигаретах, пробует испечь оладьи с помощью электрической лампы и пристально вглядывается в трубы парового отопления в тщетной надежде увидеть на их поверхности те самые золотисто-пурпурные замки, что радовали его взор, когда он задумчиво сидел у камина.

Сравнивая прошлое и настоящее, отчетливо видишь разницу между вещью старинной, обладавшей универсальностью, и вещью современной, имеющей узкую сферу применения. Теодолит должен находиться в неподвижном состоянии, палкой можно двигать и вертеть как угодно, она крутится, как колесо свободы. Ланцету положено находиться в руках хирурга, он необходим при операциях, но в повседневной жизни им действовать несподручно, им неудобно строгать, резать, колоть, рубить, им не отсечь головы неприятелю. Назначение электрической лампочки — освещать (о жалкая скромность!), назначение асбестовой печки... Кстати, не могли бы вы мне сказать, в чем назначение асбестовой печки?

Если бы человек, оказавшийся в пустыне, обнаружил там моток веревки, он бы весьма обрадовался: такую находку можно было бы использовать для самых важных, в том числе и жизненно важных целей. Можно привязать веревку к лодке, нет лодки — можно сделать из нее лассо и заарканить скакуна. Из веревки можно сплести «колыбель для кошки», можно нащипать пакли. Можно смастерить веревочную лестницу и похитить красавицу принцессу. Можно перевязать чемоданы и коробки вашей тетушки, старой девы, решившей попутешествовать. Из веревки можно сделать тетиву для лука. На ней, наконец, можно взять и повеситься.

Куда меньше оснований для радости было бы у путешественника, который обнаружил в пустыне телефон. По телефону можно позвонить, но больше он ни на что не пригоден. И хотя иные из нас обожают разговаривать по телефону, прелесть находки меркнет, когда вспоминаешь, что в пустыне и позвонить-то некому. Наша беда заключается в том, что, изгоняя из нашего обихода очередной старинный предмет, мы обрываем те многочисленные корни, которыми он был связан с нами и нашим образом жизни. Наши нынешние социологи затратили массу усилий, прежде чем выяснили, что у каждого старого обычая или установления была по крайней мере хотя бы одна причина, коренившаяся в насущных нуждах человека. На самом же деле таких причин было гораздо больше. Старые методы и установления, так сказать, прочно стояли на земле, почти все они были «четвероногими» (а порой попадались и «сороконожки»).

Сравнивая времена нынешние и времена минувшие, нельзя не обратить внимание на общую закономерность: там, где раньше человек пользовался одной вещью, одним предметом, удовлетворявшим шести нашим потребностям, теперь мы видим шесть крошечных предметиков, а точнее — в этом-то, кстати, вся беда, — пять с половиной. Я отнюдь не хочу сказать, что подобная специализация полностью бессмысленна и неоправданна. Я не раз благодарил бога за телефон. Не исключено, что настанет день, и я возблагодарю его за ланцет. По сути дела, в каждом из этих сногсшибательных нововведений есть своя прелесть и польза (разве что за исключением асбестовой печки). И все же я не думаю, что самый рьяный поборник специализации станет отрицать, что в многоликих методах и установлениях былых времен была та самая цельность, которую — в разумных, конечно же, пропорциях — было бы неплохо сохранить нам и сегодня...

Даже самые горячие поклонники «современного мышления» вряд ли будут возражать против того, что многогранность как признак личности есть безусловное достоинство, причем достоинство, которое всем бросается в глаза. О гармоничной, всесторонне развитой личности мечтали мыслители самых разных эпох. Достаточно вспомнить теорию всестороннего воспитания Аристотеля [основу этического учения Аристотеля составляет идеал калокагатии — всесторонне развитая личность, сочетающая в себе прекрасное и благое], художественную разносторонность Леонардо да Винчи и его друзей, высокий дилетантизм как обязательное свойство Аристократа — Личности Высшего Порядка (примеры тому сэр Уильям Темпль или знаменитый граф Дорсетский).

Такой тип личности дает о себе знать и в литературе нашего времени, но в формах причудливых и противоречивых: то еле слышной мелодией у Уолтера Пейтера, то громогласно, как корабельная сирена, в стихах Уитмена. Но подавляющее большинство людей никогда не имели возможности обрести такую многогранность — прежде всего в силу характера своей каждодневной деятельности. Подчеркиваю — в силу характера, а не самого факта деятельности. Так, Леонардо да Винчи, как известно, трудился в поте лица своего, в то время как среди наших министерских чиновников, деревенских констеблей или городских водопроводчиков немало таких, которые, с одной стороны, вовсе не утруждают себя работой, а с другой, отнюдь не выказывают признаков той гармоничности и универсальности, о которых говорил Аристотель.

«Среднему человеку» в наши дни страшно трудно стать «универсалистом», потому что он обязан быть специалистом. Он вынужден не только направлять все свои усилия на овладение каким-то одним ремеслом, но и стремиться овладеть им в совершенстве, чтобы оказаться конкурентоспособным в нашем суровом обществе. В первую очередь это относится к мужскому населению: от первобытного охотника до современного инженера-энергетика каждому из них приходилось не просто делать свое дело, но стараться делать его лучше других. Инженер-энергетик в наши дни должен быть весьма энергичным, иначе его оставят далеко позади его более энергичные коллеги. Что и говорить, все те достижения человеческого разума, которыми так гордится (и надо сказать, не без оснований) наша современность, были бы невозможны без повышенной концентрации внимания на избранной сфере, но такая сосредоточенность разрушает интеллектуальную гармонию сильнее, чем разрушал ее религиозный фанатизм прошлого.

Нет точки зрения, более удручающей своей узостью, чем та, согласно которой сапожнику не дано судить «выше сапога» [по известной легенде древнегреческий художник Апеллес посоветовал «судить не свыше сапога» сапожнику, делавшему замечания о его картине]. Наша интеллектуальная артиллерия дает оглушительные залпы, но все они в одном направлении, по одной, раз и навсегда заданной траектории. Канонир стреляет не дальше, чем его пушка, но пушка слишком часто бьет мимо цели. Астроном видит то, что открывается ему в телескопе, но телескоп видит, в сущности, так мало. Наши канониры, астрономы и им подобные напоминают людей, которые, взобравшись на самую вершину высокой горы, увидели горизонт как огромную сплошную окружность, но затем стали спускаться каждый по своей тропинке и отправились — кто быстрым шагом, кто еле передвигая ноги — в разные города. Все это вполне естественно: должны быть разные тропинки и разные города, должны быть узкие специалисты, — но неужели не осталось никого, кому было бы важно и нужно созерцать горизонт? Неужели человечество будет отныне состоять лишь из узких специалистов — хирургов, водопроводчиков и так далее? Неужели мы обречены на мономанию?

Впрочем, судя по всему, такая беда угрожает лишь половине человечества. Согласно нашей давней традиции, в каждом доме есть и узкий специалист, и мастер на все руки. Точнее сказать, мастерица на все руки. Справедливо это или нет, но сложилось так, что универсализм и специализация были разделены между людьми в зависимости от пола. Мужчинам достались ловкость, умение, смекалка, женщинам — мудрость. Все это было бы прекрасно, но не следует упускать из виду хоть и старую, но вполне справедливую истину: ловкость и смекалка убивают мудрость.

Но и у женщин идеалы универсализма давным-давно поблекли и потускнели. Они растаяли в жарких лучах честолюбивых устремлений и одержимости техникой. Человек давно стал носителем одной идеи, потому что он владеет каким-то одним оружием. Ему вручили это оружие и отправили в бой. Требования цивилизации в первую очередь обращены к мужчине и только уже потом, косвенно, к женщине. Человек в наши дни, если воспользоваться формулой наших учебников успеха, должен «предлагать миру то лучшее, что в нем есть». Но стоит только подумать, какую малую часть личности составляет это «лучшее»! Кто знает, может быть, то, что мы полагаем в себе «второсортным» или даже «третьесортным», на самом-то деле ценнее и важнее этого «лучшего».

Если вы стали первой скрипкой, то теперь вы на всю жизнь прикованы к ней и не смеете даже вспомнить о том, что вы, между прочим, кроме того, и отменная четвертая волынка, неплохой пятнадцатый кий, вполне сносная рапира, рука (в висте), перо, пистолет, а также образ и подобие Создателя.


* * * * *

Из книги «Что стряслось с миром?» (1910)

Навигация по разделу:


Сайт «Честертон.ру» (2001-2024) создал и поддерживает Вениамин Чукалов.

Rambler's Top100 Top.Mail.Ru