Гилберт Кийт Честертон (Gilbert Keith Chesterton)

Послесловие переводчика к книге «Краткая история Англии»

«Не могу писать об этих четырех годах в жизни самого Честертона. То, что написал в это время он сам, просто незначительно по сравнению с любым другим периодом»

Чтение по диагонали – замечательное изобретение. Если бы мне оно было не свойственно, я бы прочёл эти слова до того, как стал переводить. И поверил бы, потому что это написала Наталья Трауберг – человек, благодаря которому Честертон мне стал добрым знакомым. Но я читал по диагонали и либо не обратил внимание, либо за десять лет забыл именно об этих словах. В общем, проехал под «кирпич», а куда заехал, вы и сами видите.

Обнаружил я их, когда перевод был на 9 главе «Краткой истории», примерно в районе Эдуарда I. Фрагмент об этом монархе – единственное упоминание «Краткой истории» в английской статье о Честертоне из «Википедии»; раздел статьи, в котором это упоминание есть, называется «Обвинения в антисемитизме».

Эдуард I, к которому Честертон относится скорее хорошо, действительно изгнал евреев из Англии. В «Краткой истории» объясняется, почему так произошло.

Поскольку я это пишу осенью 2016 года, уже после референдума по Брекзиту, я могу привязать нынешние события к событиям 1290 года. Решения короля Эдуарда привели к тому, что Англию вынуждены были покинуть около двух тысяч евреев – значительное по тем временам число. Часть из них направилась на территорию современной Польши, где их права были защищены Калишским статутом с 1264 года.

Итоги референдума 2016 года могут привести к тому, что Англию, а также Шотландию, Уэльс и Северную Ирландию будут вынуждены покинуть миллионы граждан стран Восточной Европы, главным образом поляки, переселившиеся в неё за два последних десятилетия.

Являются ли королева Елизавета II и премьер-министр Тереза Мэй антиполяками? По виду и не скажешь. Тем не менее не возникает сомнений, что волю своего народа, выраженную посредством референдума о членстве Соединенного Королевства в Европейском Союзе, они исполнят. И возможно, потомки будут писать о нашем с вами жестоком веке, называть его временем расцвета антиполячества и рисовать особенно мрачными красками две согбенные женские фигуры – на троне и рядом. Но будет ли эта картина исторически верной?

И тем не менее это обстоятельство – одно из возможных объяснений, почему о работах Честертона военного периода Наталья Леонидовна не могла писать. Могли быть и другие, например – частое мелькание слова «революция».

Автор в некоторых местах довольно близко подходит к формулировке «в основе каждого крупного состояния лежит крупное преступление»; впрочем, от такого умозаключения не был бы застрахован и патер Браун. Кроме того, к 1917 году, на четвертый год войны, о чём-то подобном во всех воюющих странах не думал только ленивый. Чтобы думать о неизбежности революции, вообще необязательно быть революционером. Но у человека, выросшего в Советском Союзе и не питавшего особой любви к его верхушке, слово «революция» вызывало несколько иные ассоциации, чем у английского писателя.

Могло сказаться и то, на что Честертону указали очень многие – его увлечение Средневековьем. Современники, среди которых были очень известные люди, просто отказались верить в написанное.

Мне же, лично заставшему процессы превращения общественной собственности в частную в родной стране, довольно легко поверить в рассказ Честертона о том, какую роль играли приходские собрания, монастыри, гильдии и церковь в Англии XIII века, подставив на их место, например, советы, НИИ, колхозы и компартию в России XX века. Более того, я вполне могу понять, что во всём этом могло понравиться Честертону и не понравиться Трауберг.

Наконец, могла быть и любовь переводчика к автору и стремление его защитить от серьёзной опасности – попадания не в те руки.

«Краткая история» написана для людей, имеющих хотя бы школьное представление о последовательности событий в английское истории. Школа при этом подразумевается английская и довольно неплохая; для жителей других стран скорее необходимо высшее образование. Человек, в английской истории несведущий, мало что в ней поймет, и может ограничиться расчленением текста на удобные для него самого цитаты. Как и библейские, эти цитаты можно применять в самых разных целях, в том числе – в негодных.

В общем, я готов поверить в любое объяснение, кроме одного – упомянутой «незначительности». Так и кажется, что за этим словом что-то прячется.

Впрочем, и в этом самом слове тоже есть подвал. Сам Честертон довольно легко относился к тому, что писал. Собственные тексты он не хранил, над архивами не трясся, если цитировал, то по памяти и не так уж часто точно. «Незначительность» для него вряд ли была бы чем-то плохим, поскольку это слово можно перевести и как «light» – легкий, светлый; оно противоположно по смыслу «значительному» – тяжелому, серьёзному, важному.

Значительным, например, является труд Освальда Шпенглера «Закат Европы» (интересно, что слово «Европа» в заголовке немецкого издания отсутствует, там стоит слово Abendlandes, то есть Запад, «Вечерние земли»). Он был создан в те же годы, что и «Краткая история», и тоже по сути своей история – но, конечно, не краткая. За «Закатом» последовало оглушительное эхо, за «Краткой историей» – нет, и у меня есть гипотеза, почему.

Шпенглер был современником Честертона – родился чуть позже, а умер в тот же год, только на месяц раньше, и по той же причине – сердце. Как и труд Честертона, «Закат» – это критика истории, попытка другого взгляда на неё. И тот, и другой воспринимались академическими историками как дилетанты. И того, и другого принято считать консерваторами.

Но у Шпенглера оказался удивительный, странный, фантастический козырь в рукаве. Его работа вышла в нужное время в нужном месте – в проигравшей великую войну стране, которая никак не могла понять, что же она сделала не так. Она же делала всё правильно, чуть не написал «по инструкции».

И Освальд дал на этот вопрос ответ как немцам, так и всем остальным: поражение есть следствие мирового закона, предначертанная судьба всех культур, их жизненный цикл. А значит – на самом деле всё так и должно быть; закатилась не Германия – закатилась Европа. И немцы лет на десять ему поверили. Они съели пилюлю унижения, подслащенную объяснением Шпенглера. А остальной мир, для которого кровавая баня мировой войны была шоком, услышал в этих словах по большому счету только признание немцем поражения – и вздохнул с облегчением. Поэтому слова Шпенглера разлетелись по нему, как листья в ураган.

Честертон же оказался пророком в своей стране-победительнице. Но эта страна, напротив, никогда не была убеждена, что делает всё правильно. Люди, которые так считают или во всяком случае говорят об этом вслух, в Англии часто занимают важные посты, но крайне редко владеют вниманием аудитории.

Мировая война оказалась слишком кровавой, загнала страну в долги и вообще в проблемы; кроме того, во время войны слишком много врали. Поэтому сразу после неё внимание усталого общества переключилось – или его осознанно переключили – на совсем иные материи. И очень многое из написанного в годы войны англичанами мгновенно оказалось или показалось устаревшим.

Однако это не значит, что оно должно быть устаревшим вечно. «Краткая история», равно как и «Преступления» с «Варварством», являются столь же подлинными документами своей эпохи, как, к примеру, «Вчерашний мир» Стефана Цвейга. Это – живые свидетельства о том, в каком мире жил и что думал честный и умный человек сто лет назад. Чем-то эти мысли могут перекликаться с мыслями наших соотечественников в 1917 году – а ведь мы до сих пор продолжаем о них спорить или, что чаще, зло молчать с обидой на носителя иной идеологии.

Никуда не деться оттого, что в «Краткой истории» встречаются слова, которые сто лет назад имели один смысл, а теперь кое-где – другой (как, например, слово «негр»; Марк Твен и Агата Кристи тоже им пользовались). В ней также встречаются мысли, которые теперь стараются прятать – но мне кажется, что и мысли сто лет назад могли иметь другой смысл.

Эти мысли еще не отягощены трагическим опытом большей части двадцатого века, который теперь от них крайне трудно, если вообще возможно, отделить. Сейчас не говорят столь же открыто, что, возможно, и хорошо; куда хуже, что сейчас столь же честно не думают.

Убежден ли я в том, что Честертон как историк, безупречен? Разумеется, нет. Он выражает свое личное мнение, и этого довольно, так как история является наукой, в которой невозможен эксперимент, а события невоспроизводимы. Поэтому я думаю, что во многих вопросах Честертон ошибается, как и другие историки, но – в другую сторону.

Сопоставляя их точки зрения на одни и те же вещи, мы имеем шанс увидеть историю объемной и – чуть не сказал это всерьез – близкой к истине. Нет, разумеется, мы поверим именно в то, во что захотим поверить, благо проверить историю на самом деле невозможно.

Представьте качающийся маятник. На него действует сила гравитации, и она тянет груз вниз. Однако именно через нижнюю точку траектории, точку равновесия, точку потенциального покоя груз проносится с максимальной скоростью. Останавливается он лишь в крайних верхних точках, хотя и ненадолго. К сожалению или к счастью, но человеческие взгляды на историю устроены примерно так же. Пока в нас есть энергия, мы будем лезть в крайности. Когда мы утратим энергию, даже истина прямо под носом перестанет нас интересовать.

Другая сторона Честертона как историка должна бы раздражать профессиональных историков – если бы они, конечно, удосужились его заметить. Он – чужак, и покушается на чужой хлеб. Хлеб этот добыт долгим и трудным путём. Точно так же, как и насущный хлеб, данные исторической науки добываются непросто, их собирают по зёрнышку, эти зёрнышки затем бережно хранят, иногда специально сушат.

Немудрено, что люди, их добывающие, испытывают ревность по отношению к людям, обращающимся с этих хлебом фактов более вольно, чем они.

Однако добро бы Честертон только ел этот чужой хлеб. Нет, он намазывает на него масло своих мыслей, кладёт сыр своих образов, а затем даёт окружающим. Историки могут утверждать, что масло вредно, а сыр тем более, но лично у меня получившийся бутерброд вызывает больший аппетит. Он не так сух, как голый хлеб, и куда более питателен, хотя злоупотреблять им не следует (и в частности, есть сыр без хлеба). В общем, не стоит читать по теме одного только Честертона-историка, полезно познакомиться и с сухими фактами в изложении кого-нибудь другого.

Еще немного, я увлекусь и пойду рассуждать дальше. Но это выходит за функционал переводчика, в качестве которого я тут стараюсь удержаться. Поэтому дам себе по рукам и завершу послесловие анекдотом о Честертоне, причем достаточно известным.

Когда лорд Китченер взирал с плакатов на британцев и спрашивал у них «Ты записался добровольцем?» (в нашей версии того же плаката этим занималась Родина), многим мужчинам, оставшимся в стране, адресовали вопрос «А почему лично вы не на фронте?» Задали его и Честертону, причем сделала это патриотически настроенная дама. Писатель, бывший довольно широким в талии (с годами ситуация только ухудшалась; на кладбище в Биконсфилде мне удалось поговорить с местным старожилом, отец которого принимал участие в похоронах Честертона – тело писателя пришлось выносить через окно), ответил шуткой. Шутки вообще трудно переводить, а эту особенно, но я попытаюсь: «Если вы обойдёте меня и заглянете с фланга, то увидите, что я как раз на нём».

И это в общем-то так и есть. Вот эти три книги – и есть фронт Честертона.

Меня со школьных лет интересовал вопрос – зачем все-таки Пьер Безухов припёрся на Бородинское поле? Что это за барский туризм? Очень долго я не понимал, да и не хотел понять, да и злился на Толстого (а какой школьник этого не делал?).

Понимание (не факт, что правильное и тем более окончательное) пришло, как ни странно, только после английского сериала «Война и мир», показанного в начале этого, 2016 года. А где ещё мог Пьер Безухов познакомиться со своим народом? Более того – стать его частью?

Задача неимоверно сложная. Но мне кажется, что Гилберт Кийт Честертон с ней тоже справился.

* * *

Примечание: Книга «Краткая история Англии и другие произведения 1914-1917 гг.» в интернет-магазине «Озон»

Автор: Сергей Минаев

Навигация по разделу:

Сайт «Честертон.ру» (2001-2024) создал и поддерживает Вениамин Чукалов.